| Анатолий ДУДЧЕНКО. ГРОЗНЫЙ ГОСПОДА ПЕРСТ |
| Автор Редактор | |
| 18.02.2005 г. | |
|
Дудченко Анатолий Григорьевич «Грозный перст» Поэтический сборник ПРЕДИСЛОВИЕ 25 апреля 2003 года. Семнадцатая весна со дня трагедии вселенского масштаба. У камня по Киевской, в Ахтырке, на котором обещано поставить памятник чернобыльцам, - митинг. Ведь завтра – Дата… Народу не очень много, но большой удельный вес занимают слуги народа высокого разряда. Вот алый «Джип» посверкивает в лучах яркого, почти уже майского, солнца. Вот другие, не менее прекрасные машинки, в которые с таким удовольствием играют большие мальчики. А где же наши чернобыльцы? Где, как у нас принято говорить, «винуватц і торжества »? Нет, не на горячем асфальте, не под ярким солнцем сбились они в тревожную, нервную стайку. На сырой земле, под ажурной тенью березок супер-скромно стоят они «в холодке». Среди них уже очень мало тех, кто первыми из ахтырчан выехал ранним утром в Чернобыль из парка тампонажной конторы, что от имени полтавских нефтяников дислоцирована на ахтырской земле. …Чиновники всех рангов изгаляются друг перед другом в душещипательном красноречии. И чернобыльцы время от времени не выдерживают, делают по ходу потока льющихся «словесов» едкие замечания. - На выброс на буровой мы выехали, а не в Чернобыль! - Разве столько вымерло, как они говорят? Да только вот я знаю… - Пошли на хлебокомбинат 20 буханок хлеба попросить на общегородские поминки по браткам – не дали… И в самом модном супермаркете тоже ничего не дали… Многие просто грустно или иронично усмехаются, опираясь на отнюдь не новомодные «тросточки». Молодые мои старики… Некоторым нет еще и сорока. Но радиоактивные изотопы убыстряют жизнь, разгоняют ее, одну-единственную, и многие жизни вместе. В разные стороны. Выходит к микрофону заместитель главы Ахтырской организации чернобыльцев Дубовской и … не может говорить сразу. Рядом стоящий со мной Толик Дудченко сетует: «Надо было отпечатать ему текст выступления. У него же высокое давление, нельзя нервничать – уже был микроинсульт, зачем рисковать еще?» Но Дубовской – невысокий плотный мужчина с добрым лицом – набирает обороты в своей небыстрой, нецветистой от метафор речи! И это очень хорошо, что он говорит так, как получается. Как работает его сердце. Неритмично. С надрывом… Ис – крен - ннне… Про то, что было. И как есть. И публика замирает по-настоящему. А вот еще вышел мужчина из «Той еще Зоны» и говорит от микрофона: - Мы мрем, как мухи… позаботьтесь о наших вдовах! Их много, скоро будет еще больше. Позаботьтесь о наших женах! И при этих его словах замирает перо еще только что борзо писавшего на весу, в блокноте, лежащем на дермонтиновой папке, редактора государственной газеты; наклоняет свою седую голову продлеваемый, угодный всем подряд начальникам белоголовый контрактник… Стыдно. Стыдно так, что хочется чиновникам в глубине их мелких неярких серых душ, чтобы все эти неудобные теперь для общества, семей и вообще новой красивой жизни люди быстрее вымерли. Но они еще живут, как яркие уголья в ночи. Радиация – могучая вещь! Особенно в яркий горячий, уже не по нервам, день. И Толик Дудченко не выдерживает: - Пойду, поищу, где сесть. А то упаду. Я знаю, сейчас красивая ведущая прочитает его стихотворение. Толик боится упасть. У всех на виду – нехорошо. Он – мужчина. Ему – стыдно. Он уходит поискать машину, в которую можно сесть. Думаю, это будет не алый «Джип». (Притча во языцех среди истинных чернобыльцев – связь нынешних их заболеваний со взорванным реактором, вокруг которого они копошились. Есть доллары – будет быстро и «связь», и группа инвалидности, и пенсия соответствующая… Но кто из истинных чернобыльцев имеет эти доллары? Начальствующие, не слишком-то унюхавшие радиоизотопы, чернобыльцы давно официально глубокие инвалиды. И при прежних должностях… Об этом и пишет поэт Дудченко в стихотворении «Упреки»). Толику надо не только жить – вкалывать ему надо, чтобы содержать и обслуживать такую семью. Да и самого себя. Ведь он не рассыпается на свои многочисленные радиоактивные изотопы только потому, что еще очень много надо написать стихов. (А от того – «Держись, браток, крепись, браток, в стране нас – тыщи!») Анатолию Дудченко надо написать о многом. О той земле. Прежде всего. Куда его никто не посылал, кстати. Он поехал сам. Как-то так вот получилось. Он рассчитался с одной работы, не успел устроиться на другую, а тут гахнул Чернобыль в свои сотни тонн атомных бомбёшек. И Толик поехал. И был там пару лет. Понимаете теперь все? Про Толика? Нет, думаю, не всё. Вот когда прочитаете эти стихи, тогда… (см. Послесловие) АЛЕКСАНДРА СТРЕЛЬНИКОВА, член Национального Союза журналистов Украины. ДЕРЖИСЬ, БРАТОК! ДЕРЖИСЬ, БРАТОК! Держись, браток, крепись, браток, весь - облученный. Она пришла в счастливый дом, чтоб расквитаться. Держись, браток, крепись, браток, без щитовидки. Держись, браток, крепись, браток, забудь о страхе. КАК ДО ВОЙНЫ …А мне приснились Копачи. Да Припять, нынче сирота, Когда шальными веснами Мячи гоняли пацаны Между большими соснами… Теперь в безжизненных домах, Из глаз окон сквозит тоска. Мечтают, как через года Весь город вымер – ни души, ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЙ ЖЕСТ Дождь стучится в окно, Жизнь моя – не вино, Черных дней полосу Грусть в печальных глазах Помним мы не одни Не забыть: Копачи, Твои слезы при том Вспоминать всех друзей, Не живые леса – Там сосна – как верста. Та сосна есть наш крест – Не жилые дома – …Где забор до небес, МОЛЮ ТЕБЯ Я за того молюсь, кому ужасно туго. ЧЕРНОБЫЛЬ – МОЙ ЗЛОЙ РОК Чернобыль – мой злой рок – Преследует давно. Прошел не малый срок, Но помню все равно, Как в атомном огне Гореть нам довелось. Шли в гости к сатане, Зажав зубами злость. Там знали, кто есть кто. Там был заметен трус! А жизнь была – ничто, Я матерью клянусь. В награду лишь одно: Лежать в земле сырой, Где жутко холодно. Хоть летом, хоть зимой… БРОНЯ Друзья, всех помню вас! Вы то же, что – родня. За вас я пью сейчас, А кто-то – за меня. Не заменить таких – Надежных, как броня. Горой стоял за них, Они же – за меня. За мертвых и живых, Чья жизнь не удалась, Прошу Христа за них Я, искренне молясь. НЕ ЗАТЕРЯТЬСЯ Неисправимый я максималист. На это указал мне по дороге Ученый бывший, бомж-специалист, Сказав: - Заметь...тебя, как волка, кормят ноги! С тех пор немало пройдено дорог, Во многие края судьба бросала, А возвращался на родной порог, Где мама сына блудного встречала. Но, видимо, не тем я шел путем, Ошибок было сделано немало. Шли быстрой чередою день за днем, А мне чего-то в жизни не хватало! И кажется, что я не все сказал… Упрямым я родился человеком. Но вот два раза – точно я узнал! – Нельзя войти в одну и ту же реку… И вывод до банальности простой: В чужих ошибках мне – не повторяться! Искать ответы на вопрос любой, Чтобы в самом себе не затеряться. Да, нужно мне запомнить навсегда, - Чтоб не казаться умственным калекой, - Не попытаться больше - ни – ко – гда! – Войти опять в одну и ту же реку! , , ПЕСНЯ О НОВОМ БЮДЖЕТЕ Пережив Чернобыль, хлеб жую пока… Все со «связью» водят, словно дурака. Мне в новом бюджете не положен счет - Должен быть покойным, - нет, живу еще! Но за баксы стройно можно всех купить. Заплатил – пристойно можешь дальше жить! Даже не предвидел этот оборот: В Харькове – за 300, в Киеве – 500… В Киеве все «свяжут» даже без тебя… Хорошо – найдется добрая родня! Будто кто насосом кошелек сосет, Харьков – это 300, Киев – все 500… Подарить им деньги вряд ли сможешь ты. Не найдут родные столько «доброты»… Бедность до могилы быстро доведет. В Харькове – за 300, В Киеве – 500… Счастье и здоровье в Зоне потерял. Ни за что б не ехал, если б это знал, Что даются льготы нам за наш же счет: В Харькове – за 300, в Киеве – 500. Стал больным, разбитым, жизнь не удалась. Ну, зачем нужна мне вот такая власть? Та, что выставляет непомерный счет – В Харькове – за 300, но уже – 500… ЧТО АТОМ – ЧТО ЧУМА В цейтноте я уже… Флажок завис над краем. Кончается и время, и не хватает сил. Весь арсенал иссяк. Все чаще забываюсь, И что за гранью Той – спросить судьбу забыл… Но не забыл тех дней (а, это было в мае…) Мы на Реактор шли, как на последний бой. И были, как один, - все на переднем крае. По совести все шли, не гнал туда конвой. Нас было много там. И мы пришли не в гости. Пришли осознанно? Скорей – сошли с ума… Хоть многих уже нет, узнали только после: Смерть – на одно лицо, - что атом, что чума. Позиции страны от смерти отстояли, Здоровье, положив, на «льготы» обменяв… Неравноценный мен заменит жизнь едва ли. Ведь смертники все мы. А ты это понял? ПЯТЬ СОТЕН ХИРОСИМ Лопаты – как штыки …Весна. Жизнь ожила. Пустила свой росток. В Ахтырку весть пришла, В районный городок. Пришел с утра наряд В наш тампонажный цех: В Чернобыль, говорят, Везут нас. Но не всех. Собрали, что смогли. Колонною – вперед! Чернобыль – впереди. Где нас работа ждет. Оттуда все бегут, Куда глаза глядят. Кюри из блока прут – Нет никаких преград. Все едут на восток. На запад едем – мы. Чернобыль все ж далек… Так мы – путем прямым. На крайнем рубеже. Двадцатый все-таки Век на дворе уже… И нет пути назад. Огонь неугасим. Вокруг бушует ад - Пять сотен хиросим. Закончены дела, Но не закончен счет. Хоть жизнь не умерла – Заслуги не в зачет. Все поглотила тень, Забыли, кто их спас… И атом каждый день Отстреливает нас… Обидно, черт возьми, Изгоем слыть в стране, Которую спасли. Однажды. По весне. Пока ж горит свеча, Пока хватает сил, Несём мы на плечах Пять сотен хиросим. Нам нет пути назад. Огонь неугасим. Вокруг бушует ад – Пять сотен хиросим. БРАТКАМ Распятые друзья, распятые надежды… Распятая судьба. И дети – распяты! Мы никогда уже не будем жить, как прежде. С Той жизнью навсегда давно сожгли мосты. Я напоследок вам желаю не сдаваться! Мы подвигом своим прославились в веках. Не унывайте, вы! Нам нечего бояться. Хотя еще не раз побьют. Наверняка… ЧТОБ ВЫЖИЛ ВОСТОК Как грифы на запах, - Лишь был бы в том прок! – Скорее на запад! Успеть бы нам в срок. Там Припять вся в тучах. А вниз, по реке, Град Киев на кручах Кресты – налегке! Реактор взорвался. Там нынче – война. Народ не сломался, Замена – нужна. Вскипает по венам Славянская кровь, Прибудет замена Без слез и без слов. А слов и не надо! Они не нужны. Мы вовсе не стадо,- Поймут пацаны. Слова – словно цепи. Хотя не видны. А слёзы – нелепы. Здесь слёзы смешны. Ведь вырвался атом, Как джинн, изнутри. И смерть бродит рядом, - В миньонах кюри. Как грифы на запах, И есть в этом прок, Летим мы на запад, Успеть бы нам в срок …Здесь небо в малинах Без алой зари. Тела и машины Пронзают кюри. Зависла «вертушка». Доклад с высоты: Не будет заглушки - Всем будут кранты! Доселе не познан Неведомый страх. - Заглушим! Не поздно… - Скрипит на зубах. Как грифы на запах, Лишь был бы в том прок, Скорее на запад, Чтоб выжил восток. СОМНЕНИЯ НЕ ДОТЯНУТЬ Опять зима в душе моей. Опять – снега и холода. Не дотянуть до теплых дней Мне никогда, мне ни – ко – гда! Глаза давно повыцвели, Виски блестят сединами, И чувства тоже подвели – Покрылись толстой льдиною! МОЖЕТ БЫТЬ… Может быть, не такой я, как все? Может быть, не тем тестом замешан! Может быть, я немножко помешан… Жизнь несет не по той полосе? Может быть, не такой я, как все. Слишком я закусил удила? Темп навязанный стал не по силе! Но об этом меня не спросили… И дыхалка давно подвела! Слишком я закусил удила… Может, финиш не так и далек. А успеть еще… Много осталось! Ну, хотя бы лишь самую малость!.. Подрастал бы скорее сынок. Может, финиш совсем недалек. ЛАБИРИНТ Снова в сетях лабиринта душа. Мечется, ищет свой выход. Мудрый задраил его не спеша. Всюду – тупик. Мрак. И – тихо… Все не решится, куда ей пойти, Где же тот выход фартовый. Не понимает, что – Зверь на пути, Выход закрыт на засовы. Нет и возврата к былым временам, Но и таких не желая, Все умоляет: «Откройся, Сезам! Там ты, коварный, я знаю…» Словно на паперти много уж лет Так же стоит, но однажды Все же увидит далекий просвет И не погибнет от жажды. Может, не скоро, но ей повезет. С волей живет и в надежде. Вырвется снова в чудесный полет, Будет парить, как и прежде. ЧУДАК У каждого своя страна, У каждого своя война… У меня – совсем не так. Может, просто я чудак? Я не зацикленный в себе, Я не могу жить не любя. И потому, быть может, На всех я не похожий. Читаю, видно, я не то… То Ницше, Юнга, то – Барто… Совсем пить не умею. С похмелья я болею. Рванул в Чернобыль как-то сам - Гасить реактор нужно там! И в этом я не каюсь. Над трусом насмехаюсь. Быть может, что-то не успел. Оставил кучу важных дел. Не осуждайте, люди! Вы – люди, а не судьи. Судья для всех для нас один. И все мы станем перед ним. Судить там будут строго. Побойтесь лучше Бога! РАЗРЫВ Мотор ревет – идет вразнос. На части рассыпается. Куда же, сволочь, он понес, Что ж это получается? Еще не время, как же так?! Горючего – полным-полно. Но он стучит совсем не в такт. Знать, не дотянет все равно. Ну, где же лидер? Вот беда, - Мне не достать его уже. Такой разрыв – не ерунда, Не обогнать на вираже! Звенит в ушах, стучит в груди. Я в ужасе, я в панике. Мотор, голубчик, погоди… Скорей ко мне механика! Какой позор… Не докачусь… Не верится, но это – факт. Сейчас в лепешку разобьюсь, Но застучит мотор мой в такт! …Проснулся. Пережил позор. Лишь сердце разрывается. Все позади? А-а-а… До сих пор Чернобыль отзывается. УПРЕКИ Не думал, что на склоне дня Зенита станет жалко… Не жил тогда я, как свинья, Теперь в то тычут палкой. С упреком: ем я «ихний хлеб»! Пью «ихнее» я пойло… Все норовят загнать в свой хлев, Поставить смирным в стойло. В Чернобыль? Да, поехал сам. Горжусь тем. Мне не стыдно. Но кто это позволил вам Считать меня за быдло? Многострадальная душа Вопит: оставь в покое!!! Знай, - не получишь ни шиша, Для них ты – что покойник. Не понимают… Все вокруг – Глухонемые, слепы… На что надеешься, мой друг? Мечты твои нелепы. Видать, сноровка уж не та, Ты – с хваткой не бульдожьей. «Связь» не получишь! Ни черта… Не вышел, видно, рожей? Не можешь дать им пять «грандов»… Здесь только это ценят. Как говорится, - от винтов! Тебя всегда заменят. СЮЖЕТ С РАСПЯТЬЯМИ Лежу, лечусь и не ропщу В чернобыльской палате. Что позади – о том грущу, Года – как на полатях…. С тех пор прошло шестнадцать лет. Виски блестят сединами. Но не забыть вовек сюжет С распятьями-картинами. Весна. А смерть фонит кругом. Во снах кошмарных снова там. Я беззащитный пред врагом, Смертельным мирным атомом. Проснулся снова весь в поту. В душе тревога, звон в ушах. В том атомном земном аду Рискуя, я забыл про страх. Все пронеслось… Ну, как кино! Реактор, Припять. И – друзья… Друзья мои ушли давно. Пусть пухом будет им земля. Под залп салютов… (холостых!..) Над Блоком реет гордо флаг. И вечной памятью о них Стоит бетонный Саркофаг. УСТАЛ Мои уста мне шепчут: ты устал… Устал бороться и сопротивляться. С размаху падать, снова подниматься, Когда вокруг разруха и завал… Мои уста мне шепчут: ты - устал! Мои уста мне шепчут: ты устал Сгорать дотла, из пепла возрождаться. По кабинетам правды добиваться – Святой, невинной, чистой, как кристалл! Мои уста мне шепчут: ты – устал… Мои уста мне шепчут: ты устал, И не один. Таких, безумных, много, Кому казалась праведной дорога Тех, кто в пути надежду потерял. Мои уста мне шепчут: ты устал. Мои уста мне шепчут: - Ты устал… - Устал. Но знаю: есть в запасе силы! Не до конца меня еще добили. Преодолеть бы вот опасный перевал! Я - а - а - а… По – ко – рю- у-у-у… Мои уста мне шепчут: ты – устал. НАДЕЖНЫЙ ТЫЛ Как будто молодой, Я по горе крутой Карабкался, как черт, И думал – пронесет. Как вдруг сорвался вниз, Над пропастью повис, Надежда – на канат, Да на крутых ребят. И вот вишу… Внизу Я вижу полосу Меж небом и землей, И – телом и душой… Ту полосу подчас Я вижу и сейчас, Все думая про то, Что наша жизнь – ничто. Пока я так висел… Поверьте – не удел… Пришла подмога мне, Приличная вполне. Пришли мои друзья, Им благодарен я. С такими никогда Нам не страшна беда. Опять я наверху. А думал – не смогу. Поверил, что – завал. Страх члены все сковал. Друзья! Обязан вам – Поймете по глазам. Спасли не от тоски – От гробовой доски. И понял я сполна: Страховка нам нужна, Еще – надежный тыл Чтобы в запасе был, Надежная жена, Изба, детей полна. Вот все, что нужно нам Везде – и тут, и там. ТЫ НЕ ОДИН Приснилось мне во сне: я снова в западне. Подумал – быть беде. Нет выхода нигде. Неужто - поделом? Полезу напролом! Надежды - никакой… Хоть плачь, хоть волком вой. Смертельная тоска. И дуло – у виска. Лишь на курок нажать… Но страшно… твою мать! Исчезнуть навсегда без всякого следа? Быть может, - не беда – вся эта ерунда? Подумай о других, не забывай о них. Живешь ты не один. С тобой – жена и сын. Пришла в твой дом беда сейчас, как никогда. Опора им нужна. Какого же рожна?!. Усталые глаза да по щеке – слеза. Сомненья – позади. Спокойно рассуди. Хоть жизнь – сплошной кошмар, - освободись от чар! Ведь ты совсем не пьян. Так выбрось свой наган! Жизнь – зебра из полос. Сейчас – не удалось Тебе, как ты хотел. В завале – куча дел. Возможно, через год чудесно повезет, Не стоит унывать, попробуй выживать. А смерть не искушай, ей шансов не давай. Хоть очень тяжело, но – всем смертям назло!.. Твой крест – тебе нести, чтобы Её спасти И сына подучить, как в этом мире жить. Я КАЮСЬ Прости меня, Господи! Грешен я! Каюсь… От вольных-невольных грехов отрекаясь. И - хоть и не выслужил – дай всё же силы! – Мой крест мне донести ! – До самой могилы… Без Тебя – не донесть. Без Тебя - смогу ли?.. Непосилен он мне. Плечи подогнулись. Я обуза для всех. Мир меня покинул. Кто был близок ко мне – по Дороге сгинул. Стал не нужным. И мне не нужна их жалость, Дай же Господи сил ведь ещё не старость. Не позволь и в пути бессильным свалиться. Сохрани , сбереги. Я буду молиться. Я настолько устал - стал себе я в тягость. И нужна ли при сем человечья жалость? Дай же, Господи, сил, хоть самую малость! Отпусти под конец великую благость… …Как я часто грешил – Бог все это знает. На благие дела сил мне не хватает. Но тащу все же крест, зубами цепляясь… Прости, Господи, в том, что грешил … Я КАЮСЬ! Я КАЮСЬ! Я КАЮСЬ! ПРОСНУСЬ НАЯВУ Я по жизни иду - Словно в сонном бреду. Как случилось все так – непонятно мне. Ведь старался в пути От всех бедствий уйти, Не пытаясь объять необъятное. И казалось везде, Что не быть мне в беде, Что беда – тяжкий крест неудачников. Но, видать, проглядел… Стал и я не у дел, Черной меткой судьба обозначила. Я проснусь наяву, Цепь всех бед разорву, - Неудачи меня не касаются! И, быть может, тогда и покинет беда, А пришедшие с ней – не кусаются… Возжелаю потом Пойти новым путем, Чтобы все было – как полагается. Пусть хотя б иногда Посещало б тогда Меня счастье, Что по свету мается! И его я в дому С чистым сердцем приму, Обогрею родное, невинное. Я без слов все пойму, И, как встарь, обниму, - Долгожданное и не завидное. ЕЩЕ НЕ ОСЕНЬ Закатилось солнышко – оставило зарево. Восход завтрашний, с утра, мы увидим заново. Но как солнце заново не может родиться, Жизнь, что нами прожита, вновь не повторится. Жизнь – что время. Вновь вернуть – никак не возможно! Помни дни – не позабудь! – радостны… тревожны… Но ведь хочется, чтоб был твой закат красивым, Не зависеть от судьбы, быть во всем счастливым. …Сердце кровью облилось, душа ласки просит, Что хотелось – не сбылось. Но еще не осень! Я не верю, что совсем из обоймы выпал, Верю – далеко не все я года рассыпал. НЕ ПОЮ ДРУГОГО Затяну печальную песню свою снова, А другого… Не пою! Не могу – другого. Не могу смеяться я, когда нужно плакать, Человек же – не свинья. Не злая собака! Но хожу с ошейником не по своей воле. Лучше быть отшельником, но – на вольной воле! Не радуюсь никогда, если другим больно, Видно, получил сполна жизни сердобольной. Понимаю, что – закат. Да и ностальгия… А все «новые» твердят: «Времена – другие! Прошли – ваши. И пора вам угомониться!» Жизнь чернобыльца сложна. Вам и не приснится… СИРОТАМ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ Бездомные, чужие дети… Мир виден вами сквозь вуаль. Зачем вы здесь, на белом свете? Вас очень жаль… безумно жаль… Внезапно, сразу, повзрослели. Взгляд пристальный, не по годам. Коварство, ложь познать успели. По городам скитаться вам! А в этой жизни, ох, не сладко С наивностью и простотой! И так порой бывает гадко, Хоть волком вой, хоть волком вой. НИЧЕГО ДРУГОГО Мне не унять в душе печаль, Обида сердце гложет. Прошедших лет безумно жаль - Никто вернуть не сможет. Все, что хотел осуществить, Не смог по злобной доле. И жил – не как хотелось жить, Был перекати-полем. Перешагнув за Рубикон, С надеждами расстался. Обманутый со всех сторон, Ненужным оказался. Но – брать примеры с подлеца? Даю себе я слово Быть человечным до конца. И – ничего другого. ДЛЯ СПОКОЙСТВИЯ ДУШИ Дорогой непростой Осеннею порой Я возвращался вспять – Сначала жить начать. Опять попутал бес – Не в воз, так в сани влез. И, чтобы дальше жить, Мне нужно их тащить. Но я же только вез! Огромный сдуру воз… Пыхтел, но не сошел. Теперь - нехорошо. Хоть отдышаться б мне! Я заслужил вполне. Так было тяжело, Что душу мне свело. Поверьте, нелегко Тащить так далеко. И все же – молодец! Доставил воз. В – конец… А на дворе – весна! И жизнь – всего одна. Но как, едрёна мать, Родных в беде бросать?! Ведь я рабочий вол. Тащу, хоть очень зол. Без груза – не могу. Я… лучше… помогу! Осознаю и то – Не будет везть никто Ни сани и не воз До крови и до слез. …Так размышляя вслух, Я сделал вывод вдруг: Не думай, что спасен, Когда ты не впряжен. Не потеряй лица – Тащи все до конца. До финишной черты. Чтоб был спокоен ты. ОСЕННЕЕ Коснется стыдливо Крон зеленых осень, Деревьев строптивых – И берез, и сосен… Оросит слезою, Напоит багрянцем. Золотой листвою Закружится в танце. …Весенней порою Был весел я, светел, С головой хмельною Даже не заметил, Как неумолимо Подобралась осень, Серебром покрыла Подарила проседь. ПУСТЬ ДРУГИЕ… Шел галопом без конца. Мне б остановиться! Мчался, словно в коннице, – Воды бы напиться! Но загнал жокей-подлец. Пал. Лежу весь в мыле. Вот пришел и мой конец. Лучше б пристрелили! Кажется, недавно был «Лучшим», «бесподобным». Видно, сука, невзлюбил, Стал я неудобным. Как же снова продолжать? Все растратил силы. Надо встать? И вновь – бежать?!. Лучше б – пристрелили. Сил не станет, - понял я. Вожжи б отпустили… Пусть другие… А меня… Лучше б пристрелили! НА КРАЮ Постоянно – на краю обрыва, Балансируя семнадцать лет… Жизнь жестока и несправедлива, Разухабила глубокий след. Видно, смысла нет с судьбой сражаться, Между небом виснуть и землей. Хоть чуть-чуть еще бы продержаться! Мне кусочек жизни бы – другой! По ухабистой чужой дороге Движусь ощупью, Христу молюсь. Я, едва передвигая ноги, Чувствую порой: галопом мчусь… Сколько мне идти во тьме осталось? Спотыкаюсь. Кочки без конца. Мне привиделось? Иль показалось? Что я движусь вовсе без… лица! Стало страшно, жутко одиноко. Путь – единственный – как ни крути! Не успею я моргнуть и оком, Как исчезну в бездне – не найти… Посмотрю я вниз с конца обрыва. Нет надежды, вижу, никакой. А внизу – цветы. Весна… Красиво!.. И в долине мир – совсем другой. Не привык я просто так сдаваться. И бороться – тоже не впервой. Мне б еще немного продержаться! И тогда он тоже будет мой. ПЕЧАЛЬ Поведаю печаль свою. Если все складно сложится И ничего не утаю – Может, на стих положится… Судьба, как видно на листе, Давно не мой расписана. Где б ни был я – она везде Одной бедой пропитана. Звучат слова, звучит струна И нервы напрягаются. В том, видно, и моя вина, Что снова жизнь ломается. А делаю, все, кажется, Почти, как полагается, Но все равно не ладится, Не так располагается… По кругу я хожу давно, Как будто заколдованный. Жизнь – потаскуха и говно, Я в ней разочарованный. Такая злая, падшая, Все жду – когда же кончится. Нет, не желаю вашу я. … Мне опостыло корчиться! ДУША ОСТЫЛА Когда-то был я тоже молод. Играл в футбол, шутил, смеялся. Не страшен был ни зной, ни холод. Меня любили, я влюблялся. Все пронеслось. Душа остыла. И – затерялась в круговерти… Но то, что мне судьба дарила, Я сохраню до самой смерти. МОЯ ЛЮБОВЬ. МОЯ МЕЧТА МАМА Маму видел я во сне у самой зари. Подошла она ко мне, тихо говорит: - Как здоровье, как живешь, дорогой сынок? Знаю, очень устаешь от крутых дорог. - Быть здоровым не дано. Видно, не судьба. От Чернобыля давно болит голова. Но живу неплохо я, душу не тревожь. Только на лечения не хватает все ж. - Если подросла уже наша молодежь, Может быть, на кладбище в гости приведешь. - Те, что были, - взрослые. Есть и младший сын. Ни умом, ни ростом всех Бог не обделил. А на кладбище, прости, чуть не позабыл, Сможем мы вдвоем придти – я и младший, сын. А живу не жалуясь, душу не тревожь… Только на питания не хватает все ж. ЛЮБИМЫЕ ЧЕРТЫ Нечетко помню я отца… Прикрою веки – и всплывают сами Размытые черты лица С уставшими глазами… Я помню: он со мной играл, Его стальные руки… Как обнимал и поднимал! Я помню его муки… С болезнью тяжкой, очень злой Ему пришлось сражаться. Больница… Привезли домой В мои почти шестнадцать. Он нас оставил насовсем. В расцвете лет и силы? Да, было ровно сорок семь. Смерть это не смутило. Отец, прости! Я сам не свой… Прости меня, прошу я. Ведь мог бы взять часть ноши той, Ничем я не рискуя… Прости меня, хотя б за то, Что был я слишком молод. Тогда не объяснил никто, Каков смертельный холод, Что не вернуть мне время вспять… Тоска мне душу гложет. И смертную тоску унять Никто мне не поможет. Прости! Ведь я тебя любил. Прости за все, любимый… За то, что непослушным был, Как будто – не родимый… За все тебя благодарю, Отец таинственный. Я каждый день себя корю. Твой сын единственный. ЦЕЛУЮ ВО СНЕ Мама, ты святой представляешься мне. Мама, я твой образ целую во сне. Не общался с тобой, как хотел, То – нет времени, то – много дел… И проститься с тобой не успел! Мама! Мама, если знаешь, что мне горячо, Мама, предложи мне родное плечо… Хоть и много хороших людей, Не хватает мне ласки твоей. Дай мне сил и любовью согрей. Мама… Мама, я запомнил навеки слова… Мама, для меня ты осталась жива, Хоть сейчас, как звезда, далека. Разделяет нас Лета-река, Но живу я надеждой. Пока! Мама. ПОМНЮ Я помню первый поцелуй Девчонки… (Хрупкое созданье!) Как затуманилось сознанье… От чувств, от близости, признанья… Ах, это первое свиданье! ПОРТРЕТ Фотоальбом открою в день я дважды. В нём снимок для себя увижу важный. Любимое лицо на фоне темном, Зеленые глаза со взглядом томным. И сразу вспомню дни, когда был юным, Как от любви к тебе сгорал безумно. Как будто бы вчера в мечтах ночами: Я страстно целовал тебя губами… Ты изменила жизнь мою навеки. Тоскую о любимом человеке. Я помню томный лик, шальные речи… Мечтаю вновь обнять тебя за плечи. К твоим очам устами прикоснуться, В том омуте зеленом окунуться… Я знаю – ты с другим. И не с любимым. Ведь помню я тот пыл неодолимый. Прощай моя мечта, прощай, отрада! Нам не вернуть тех дней. Да и не надо… Останется лицо на фоне темном, Зеленые глаза со взглядом томным. Я БУДУ ПОМНИТЬ Прошу: не говори – прощай! Надежду дай на – до свиданья! Я буду помнить, так и знай, Слова любви в час расставанья. Те изумрудные глаза, Внезапно ставшие родными, Честны, как детская слеза, Мне часто снятся… Неземными! Я буду жив мечтой одной В немой тоске без глаз зеленых, С безумной страстью роковой Сгорать дотла в мечтах греховных. Хоть в разных странах мы сейчас, Любви подвластны расстоянья. Она объединяет нас – Сладчайший грех от мирозданья! Я, может быть, в последний раз Вдали от родины жестокой. С надеждой верю: близок час, Час нашей встречи недалекой. Я ТЕБЯ ИСКАЛ Не спеши! Постой! Я тебя искал. Все сказать хотел: без тебя устал. Без тебя и жизнь мне не сладостна, На душе тоска, тяжко, гадостно. Столько лет все ждал – где же ты была? Почему, скажи, раньше не пришла? Появилась вдруг на закате дня У потухшего моего огня. Как теперь мне быть и как дальше жить… Не смогу тебя никогда забыть. Но взамен любви - лед сплошной в душе. Сердце мне сковал он давно уже. Поскорей, молю, растопи его! У костра согрей, словно своего. Мотыльком – цветком в том огне сгорю. Свою жизнь – тебе снова подарю. КАК В СКАЗКЕ БЫВАЕТ… Если бы жизнь всю сначала начать, Как это в сказке бывает, Я постарался бы всем помогать, Сколько силенок хватает. Много хорошего можно свершить, - Верю, что это возможно, Честью своею всегда дорожить, Друг мой, не так уж и сложно. Хочется больше о жизни узнать? Хочется, чтоб – не забыли? Надо беспомощным так помогать, Чтобы тебя полюбили… ВОТ ИДЕТ ЧЕЛОВЕК ЧЕЛНОК Постоянно в поездках зовут челноком. Как безумный мотаюсь туда и сюда. Много видеть пришлось. Нет сомненья в одном: Нас застали врасплох и беда, и нужда. Вот и ноги устали везде поспевать. Отказалась служить мне «кравчучка». Но нет времени долго по ней горевать, Хоть «кравчучка» - полезная штучка. Видит Бог – никогда не уйти на покой. Время пользоваться «кучмовозом»! И все кажется: скоро от жизни такой Я, как червь, буду рад и навозу. Получив за заслуги большой «кучмовоз», Понял я, доведенный до ручки, - Машинист под откос наш ведет паровоз, Видно, правят страной недоучки. ВЛАДИМИРУ ВЫСОЦКОМУ С ГИТАРОЙ Он с гитарой, как всегда, - Словно одно тело. Песни пел тогда, когда Она тоже пела. В унисон на всех ладах Трепетала звонко В ласковых его руках То тихо, то громко. В связке… Как в последний бой… Вверх! По вертикали! Голос сильный с хрипотцой Все заполнил в зале. И возможно, неспроста, Дрожь в руках. Но все же Зал пленен. Взволнован так, Что – мороз по коже! Песня полилась ручьем. Льдом в груди застыла. Струны – по сердцу ножом, Душу защемило. Знать, до гробовой доски Будем в его власти, Если – сердце на куски! Душу рвет на части… Жизнь прошла, почти как миг. Он и не заметил… Головою вдруг поник. Буйною, как ветер. Понесли, хоть – не пора, В небо его кони, Где горят Юпитера, Где их не догонят. ДРУГУ С Чернобыля дружны с тобой. И вот ушел ты на покой. Совсем недавно. Не поэтапно. Тебя мне стало не хватать. Печально, что друзья опять Уходят рано. И так внезапно. Ты жизнь отчаянно любил. Себя нисколько не щадил. (Что так бывает – то каждый знает). Знал честь и не рубил сплеча. Не знал лишь, что твоя свеча Так быстро тает, угасает. Судьбе скажи, что так – нельзя, Когда весной твои друзья Со снегом тают-исчезают… Хотя нас тоже унесут В последний для души приют. Весной ли? Летом? Никто не знает… ДВА СЛОВА Война и смерть. Два жутких слова. Борьба за нефть – В пустыне снова. Горят дома Без всяких санкций. Сошли с ума Американцы. Там гибнут, Буш, Не Ваши дети. Но жирный куш В Ираке светит Чего нам ждать. Ведь он готовый В детей стрелять - Спаситель новый. Набатный звон – Елей для слуха, Вам плач и стон Ласкают ухо. Страданьям рад Не любит Бога, Прямая в ад Ему дорога. Примите мой Совет бесплатный: Домой, домой! И – безвозвратно. Разбег и взлет, Крутые янки! Похмелье ждет, Как после пьянки. Вершить свой суд Не нужно санкций – На мир грядут Американцы. КОЛОКОЛА В набат звонят колокола, А в жилах стынет кровь. Святая правда умерла. Как ей воскреснуть вновь? А кажется, звучал вчера Веселый перезвон. Сегодня же звонят с утра В набат со всех сторон. Но глупые колокола Не ведают о том, Что, правда, вовсе не жила – Спала смертельным сном! Её вчера, еще вчера, Могли и разбудить. Сегодня же, хоть и пора, Не в силах воскресить. Могучие колокола! Звоните во всю мощь! Ведь это жизнь, а не игра. Возможно, ей помочь. Разбудит вовремя народ Не тать, набатный звон. Святая правда оживет, Услышав плач и стон. СЕЯТЕЛЬ Сея разумное, доброе, вечное, Сеятель верит в добро бесконечное. Верит всем сердцем, открытой душой, Верит, что жить будут все хорошо. Верит в любовь, в чувства чисто сердечные. (Жаль, наша жизнь слишком уж скоротечная!) Верит в весну и в любовный дурман. В подлость не верит, не верит в обман. Верит в тот мир, где все жить будут счастливо, Что не сгорим мы от атома заживо. Верит – исчезнут с пути навсегда Войны, болезни, беда и нужда. Верит, что править страной будут честные И бескорыстные люди известные. Верит, вернется надежда, как новь. Верит он в Веру, Надежду, Любовь. НА ПЕРЕПРАВЕ Коней на переправе не меняют… Судьбу страны в надежде им вручают! Знать, заслужили по большому праву Преодолеть крутую переправу. И даже если силы на исходе, – Подсели в изнурительном походе - Коней не стоит обвинять. Пока Заменим всё же лучше седока. Хитрит… Мудрит… Задачи не решает. Во всем мешает, а не помогает. Он, видимо, посажен не случайно, Команду чью-то выполняет тайно. Он нам не нужен. И к тому же – бездарь. Все норовит, лукавый, ввергнуть в бездну. Продвинуться при нем мы не сумели. Так искупаем в ледяной купели. Полезно будет освежиться в стужу. Такой радетель никому не нужен. И легче нам добраться будет к цели. ПОСВЯЩЕНИЯ А РАСПИНАЛИ – НЕ СЛЫХАЛИ «Христос воскрес!» - звонят в тиши. А распинали – не слыхали Предсмертный крик святой души, Венцом терновым лоб венчали. Клич сквозь века: «Распни! Распни! На волю выпусти Варавву!» Но он – преступник. Он – бандит. Его распять хочу по праву. - И должен вас предупредить, - Пилат ответил фарисеям, - Грех страшный Бог вам не простит, Проклято будет ваше семя. - Пусть кровь его падет на нас! И на детей! На внуков тоже! Отдай! Отдай Христа сейчас! Ему мы «вознестись» поможем. Глумится «избранный» народ… Какой народ, псов подлых свора. Плюет, пинает этот сброд, Клеймит позором, словно вора. - Распни, распни! – кричат они, Как обезумевшее стадо, - - Он и преступник, и бандит! (Теперь другого и не надо…) А ведь недавно тот же люд Христу кричал: «Осанна! Слава!» Теперь вершит свой гнусный суд, Лишив его святого права. - Распни! Распни! – кричат они… Да, обезумевшее стадо… Безумны вы! Он – не бандит. Теперь другого и не надо. САШЕ КРЫЛОВУ И ВАЛЕРЕ ПРОСКУРДИНУ ПОСВЯЩАЮ ЗАГАСИМ! Свинец – в ногах, судьба – в руках, Реактор на прицеле. Нам потому неведом страх – Осмыслить не успели. Но нужно все же поспешить, Звенят, как струны, нервы. Его не сможем загасить – Он нас загасит первый! Напарник, видно, не солгал – В пыли не видно цели. Реактор сразу в нас попал… И мы попасть сумели! Припомнил я, с Афгана друг, Тяжелый очень случай, Тогда нам было недосуг, А здесь – еще покруче. Изношенный, но верный «МИ» «Бомбит» в который раз. И ненависть кипит в крови. Загасим, и сейчас! СЕСТРЕ Заботлива ты. Так же, как и мать. Ее ты заменила мне нежданно. Как мать, ты волновалась непрестанно. Тебе не смог бы никогда солгать. Сестра родная… Ставшая, как мать. Картины можно было рисовать С тобой в сюжете. Будь ты помоложе? Хоть молодость прошла…Осталась всё же! Любовь твоя. Таких и не сыскать Сестра родная… Ставшая, как мать. ЮРИЮ КРИНИЦКОМУ Двадцать три. Ну как же мало… Сердце бьется невпопад. В двадцать три тебя не стало. Жизнь остыла. Пошли в ряд Черные праздники, серые будни, Все – от полудня и – до полудня. Помню их, кажется, наперечет. Сколько осталось таких же еще? Вдруг весной ворвалась осень. Стужей веет бывший дом. Ясно помню до того – все. Смутно – после. А потом… Черные праздники, серые будни. Как от полудня и до полудня. Помню, их, кажется, наперечет. Сколько осталось таких же еще? Помню ночью: так несмело Озарило небосвод. Твоя звездочка сгорела. День стал мрачен. Круглый год Черные праздники, серые будни. Как от полудня – так до полудня. Помню их, кажется, наперечет. Сколько осталось таких же еще? НОВЫЙ МЕССИЯ Чтобы приструнить ислам, Сбросить тиранию, Предлагают Буша нам – Нового Мессию. - Не подходит ваш Адольф – С низким интеллектом. Пусть играет лучше в гольф, Мы открытым текстом. Его, правда и любовь Дурно пахнут кровью. Не причислит он нас вновь К хамскому сословью. Замочить решил весь мир Он рукой чужою. Будто бы Ирак – сортир. Но не мы с тобою! Ангельская кровь детей Каждый день – рекою. Видно, не совсем, злодей, Дружит с головою. Для него что нефть – что кровь, - Все одно и то же? Уничтожить всех готов. Нефть ему дороже. Он от имени Христа Суд вершить не может. Он не смоет никогда кровь Со своей рожи. Нехристь ты, не христьянин. Сбрось агнца личину. Ты – волчара, сучий сын, Но надел овчину. Не пугает нас Садам. Не страшна Россия. Страшен вовсе не ислам, А новый Мессия… ЖЕНЕ ВИКТОРИИ Уйдите прочь с пути, мгновенья роковые,- Я должен крест нести. Во мраке труден путь. Чтоб славно завершить свои дела земные, Нельзя лицом упасть, нельзя с пути свернуть. Храню тебя, храню, мой ангел, дни и ночи. За слабости мои в который раз прости. Не дам врагу, глумясь, закрыть любимой очи. Позволь к твоей душе душою прирасти! Храню тебя, мой друг, и в радости и в горе. Не дам гордыне вдруг, коварной, победить, Чтоб с совестью всегда жить в мире, а не в ссоре. А беды ерунда - им дух мой не сломить. ОСЕНЬ Осень очень грустная Проливным дождём Моет кудри русые Кроет серебром. Вечный сон забвения Где – то впереди, А пока осенние Хлюпают дожди. СОКРОВЕННОЕ Я родину люблю, державу ненавижу. И я хочу жить здесь, в Ахтырке, не в Париже. Где нефть, река, леса. Могли б все жить довольно, Но капает слеза из глаз непроизвольно. Здесь шик и нищета живут пока что рядом. Одним жизнь – суета, а для других – услада, Для них эдем в тиши, а нам - в режиме строгом, Богатым – для души, а мы - забыты Богом… Страдаю с вами я, и падаю всё ниже. Мне дороги края, державу ненавижу. Здесь маленький Кувейт, душе парить привольно, Так почему ж слеза из глаз непроизвольно? Люблю народ я свой, державу ненавижу, Держава – червь, изгой, народ мой мудрый ближе Здесь добрые друзья, встречают хлебосольно, Так почему ж слеза из глаз непроизвольно… Люблю Вкраину я, державу ненавижу. Тарасова земля, твои все язвы вижу. Ты снова как тогда, над бездною бездольна, Вот потому слеза из глаз непроизвольно. Люблю свой край родной, державу ненавижу, Не нужен мне другой, жить не хочу в Париже! ПАМЯТИ ВАЛЕРИЯ ЛОБАНОВСКОГО Огромный стадион притих, Лишь загудели фаны: - Вы слышали? Какой – то псих Сказал, что нет Лобана! Не выдержал в последний раз Большого напряженья, Так вот, не стало и у нас Любимого Валерия. Осиротел футбол наш вдруг, И стадионы, и поля. Уше л из жизни лучший друг. Не стало вдруг Валерия. Его, кумира детворы, Дразнили все “Подсолнух”, Держался он до сей поры, Забыть футбол не мог он. Таких как он (поверьте нам) - Буквально единицы. Давайте ж будем по церквям Мы за него молиться. Каков был тактик и стратег (На слово нам поверьте), Он уважал своих коллег, Не заслужил он смерти. Его любили за пасы, За дриблинг, угловые, С ним проведённые часы, Подачи голевые. Не стало мэтра. Как – то вдруг Осиротели фаны, И слышен лишь вопрос вокруг: -Как быть нам без Лобана? ИВАНУ ШАПОВАЛУ Вчера на вернисаже Зашел я в скромный зал, Где выставка-продажа, Где я бродил, скучал. Грустил о прошлом лете И грезы вдаль несли. Но вот в большом пакете Картину принесли. Я не придал значенья И веря, что – пустяк, Лишь на одно мгновенье Взгляд вскинул. Просто так. С тех пор пленен, взволнован Картиной неземной, Я будто очарован – Каков шедевр, Бог мой! Каков колор? Кто мастер? Иль это дивный сон… В моей руке фломастер Застыл. Я поражен. Пусть в Лувре, Эрмитаже… Но здесь… Не ожидал! Речь отобрало даже. Кто ж это написал? И, процедив сквозь дрему, Оценщик мне сказал: «Известный там, не дома, Художник Шаповал». Не отпевайте – я не заслужил. Хоть жизнь любил, но толком и не жил. Всё тлел, коптел – по сути не горел. Врагов имел, с друзями все ж дружил. Не отпевайте – я не заслужил. ВОСКРЕСНИ, ВКРАЇНО! Воскресни, Вкраїно, розпрям стерплі крила, Потрібен стрімкий в небо зліт. Хоч воля й не вмерла, так слава зомліла, Принаймні на декілька літ. Знайшлися бувалі і на перевалі, Говорять, що буцім - сини, Брехнею приспали, вві сні зґвалтували - Зухвалі сини сатани! Полинь же до сонця крізь грати в віконці, Щоб згинула чорна роса. Занедбану славу твоїх оборонців Омиє пекуча сльоза. БУДЬ ГОТОВ Режутся новые зубы, Рядят зверинный оскал, Совесть кричит, шепчут губы: - Боже, куда я попал? Нет и к былому возврата, Прошлое давит на грудь. Раньше дышали хоть как – то, Нынче же не продохнуть! Кроет закройщик, послушный, Ладный костюм не по мне... С трона следит равнодушный. Жизнью довольный вполне. Дань отдают новой моде, Кроят себе капитал, Мы же концы еле сводим, Вновь кто - то шёл и упал. Выжить, с волками, непросто. Смутные ждут времена. Очередь в морг да к погосту. Гибнет, родная страна! Впору завыть, закусаться, Жить по законам в олков, Жертвенной кровью питаться... Хочеш так жить? Будь готов! Я НЕ ТАКОЙ, Я КАК И ВСЕ Красиво жить не запретишь... Вот мне что – то не можится. Но если, Боже, подсобишь Всё по другому сложится. Ты объясни, мне, что и как, Обламывают ведь не раз, Я что – то делаю не так? А кто оценивает нас?! Плешивый ?! Вижу. Хитрый гад! И сам как полированный... Мне не подходит в аккурат. Да и портрет оплёванный. Ведь и судьба моя не та, Я не могу, как может он, Я не могу читать с листа, Не лезу я из кожи вон. И жизнь - паскудная, говно, Я снова обворованный, Державою своей давно Я не цивилизованной. К тому же, я ведь человек Не подлый - то проверенно,- И бед досталось на мой век Так много, что не меряно... Я не такой, я как и все, Я вижу жизнь реальную. И не стелюсь под ноги всем В дорожку идеальную. Так подскажи же, в чом вина? Пытаюсь безуспешно я Понять. В ответ лишь тишина. И жизнь – пустая, грешная. ТИХО БОГУ ПОСТАВЛЮ СВЕЧУ Птицы певчие отголосили, В жёлтых травах былые луга, Отшумели лета, отколосились, Осушились от вод берега. Всё тоскую, грущу поздней осенью, Осыпаются быстро года, Буйный чуб и виски стали с проседью, Моя юность ушла навсегда. Но осталась в душе птица певчая,- Лебединная песня моя! Всё раскажит стихом и доверчиво Оповедает вам не тая. Я не жду суетясь часа ссудного, Тихо Богу поставлю свечу, Попрошу, чтоб простил сына блудного, В храм пустил свой о нём я грущу. Какой закат! Какая будет ночь... Какой сюжет, в нём снова я с тобою. Уйдите прочь, сомненья мои, прочь, Я опьянён и страстью, и любовью. Давно тебя не видел я с тех пор, Как мы растались не весьма любезно. Я помню тот ужасный, глупый вздор, Который нёс я страстно, безмятежно. Но всё прошло. Травою поросло. Забылись все обиды и печали. Мне без тебя безумно тяжело, Я рад, что мы друг друга повстречали. Не надо слов. Нам лучше помолчать. Дай волю чувствам вволю насладиться. В твоих глазах смогу я прочитать. Что хочешь ты и что должно случиться. Какой закат! Какая будет ночь?! Какой сюжет, в нём снова я с тобою... Уйдите прочь, сомненья мои прочь! Я одурманен страстью и любовью. Когда плохо мне бывает, Стынет кровь, душа щемит, Очи слёзы застилают, Больно от мирских обид. Я смеюсь, я не рыдаю, Буйный нрав кричит, вопит, Но я душу закаляю, Превращая в монолит. Добровольно отвергая Лёгкий, не тернистый путь, Не ищу земного рая, В правде вижу жизни суть. Очень плохо, когда тело Тленное живёт греша, Ещё хуже,если смело Грешит вечная душа Грех осознанный – проказа, Он всегда волнует грудь Разъедает хоть не сразу, Но былого не вернуть. Жизнь уходит в бесконечность В ситуации любой, Судит время. Дарит вечность, Навсегда душе покой! Я зарёй, как всегда, Загляну утром ранним. Мрак уйдёт без следа, Светом мир озарю. Я, целебной слезой, Исцелю боль и раны. Я, не Бог не герой, Но я боготворю. Постоянно, как паж, Я с тобою повсюду. Как невидимый страж Охраняю покой. Если ты позовёш, Я, приду не забуду. Твой живительный дождь Вслед уйдёт за тобой. МИРАЖИ Манят оазисом в зной миражи. Правильный путь выбрать сложно. Не утолишь жажду алчной души Вывод не сделав серьёзно. Раньше ты выбором не дорожил. Нынче обидно до боли. Вёсла сушил, по течению плыл, Не вопреки своей воле Тешит одно, что стоит за окном Тёплая ясная осень, Что ты сегодня решил, на потом, Курс изменить круто очень. Помни всегда, что неправедный путь Выползет гадом ничтожным. И что бы стыд не сжигал твою грудь Будь на пути осторожным. Ляжет всем грузом на чашу весов Гнусное выйдя из тени. Сможешь вернуть, но лишь стрелки часов, Кротко упав на колени. Вера с добром, вспыхнув ярким огнём, Сердцу откроют усладу. Слово – колодец, с целебным ключём, В зной вновь подарит прохладу. Будет хранить тебя ночью и днём Сына душевная нега. Ключь не засыпет зыбучим песком, Не заметёт вьюга снегом. СЫНУ ЭДИКУ Жизнь свою если ты Вверишь Христу однажды, Выйдешь из темноты, Чтоб не погибнуть дважды. Сможешь на полпути Друга, и без потери, В недруге обрести, В силу любви поверив. Будешь с ним крест нести Рядом, вдвоём и свято Вслед за Христом идти. В вечность Он шёл когда – то. Путь будет не простым. Будет всё так, как прежде, Но наведи мосты, С Сыном, дав жизнь надежде. Верь, наступил твой час. Это твоя дорога. Помни Христос за нас Шёл здесь по воле Бога. Выполнить сможешь ты Истинный долг мужчины, Осуществить мечты, Лишь покорив вершины. ПОСЛЕСЛОВИЕ Кто-то, несомненно, скажет: тяжелые стихи. Есть безысходность? Но именно этот поэт каждый день (как то подмечено гением Гете) идет на бой за самые простые вещи, которые составляют его жизнь и жизнь его семьи. Местная поэтесса Екатерина Квитчастая посвятила Виктории и Анатолию Дудченко такие строки: МІЖ ЧОРНИХ ДНІВ ЖИВЕ ЛЮБОВ Підняв дружину та й поніс, Бо хворій вже ходити важко... В моїй душі краплина сліз Тремтіла, мов підбита пташка. Чорнобиль був... Він в дім зайшов Й навіки оселився в ньому. Між чорних днів живе любов На небосхилі голубому... Ховаюся у тінь свою, Щоб не помітили відчаю. Понад безоднею стою І двох закоханих вінчаю. Под редакцией составителя сборника Александры Стрельниковой. |